Отрывок из книги Екатерины Рождественской «Мои случайные страны»

Издательско ЭКСМО выпускает вторую книгу Екатерины Рождественской. И если первая – «Жили-были, ели-пили… Семейные истории» – была посвящена семье и семейным рецептам, то в новинке – «Мои случайные страны. О путешествиях и происшествиях» – речь идет о путешествиях. Екатерина Рождественская рассказывает о странах, в которых побывала, и городах, которые произвели на нее особое впечатление. FashionTime.ru публикует главу про Венецию. 

Отрывок из книги Екатерины Рождественской «Мои случайные страны»


Венеция – сама сказка. Здесь не покидает ощущение нереальности. Где-то за углом обязательно должен ждать принц на белой гондоле, феи и маги точно прячутся в нехоженых туристами переулках, а ходящий по улицам Пиноккио, или в крайнем случае смотрящий на вас с витрины магазина, – вообще обычное дело.

Первый раз была здесь давным-давно, в 90-х, вышла на вокзале, посмотрела вокруг, и мне на минуту показалось, что я вошла в исторический фильм – знаете, такой прием, когда герой переносится в прошлое и попадает в какое-то удивительное место?

Все на секунду застывает и только герой оказывается в кадре – ррраз и начинается движение, слышатся крики, чувствуются запахи, ветер шевелит волосы, тебя кто-то случайно задевает, извиняется и идет дальше, кино продолжается. Вот это то самое ощущение, охватившее меня тогда, в тот первый венецианский раз. Я стояла, открыв рот, глядя на все это роскошество вокруг, и не могла поверить тому, что вижу. Потом, когда первый шок пал, на лицо вылезла буратинская улыбка – от уха до уха, самопроизвольно, никто не просил. И держалась всю Венецию.

Потом плыли, помню, пыталась фотографировать, катер подпрыгивал на волнах, ничего не получалось. Да и, в принципе, ничего не могло получиться, одно дело здесь – ощущения, брызги Гран Канала, чайки, ветер в лицо, вдруг запевший шикарным баритоном гондольер, и совсем другое на снимке – накренившийся борт, уплывший вбок горизонт, несколько фасадов и нерезкое лицо кого-то проплывающего мимо с широко открытым ртом.

Приехали, вернее, приплыли в гостиницу, какую-то шикарную, по-моему, «Danieli», дворец просто удивительный!

Перед номером бронзовая табличка: «В этой комнате останавливалась Жорж Санд». Ну и как мне теперь в ней жить? В соседнем номере – Фредерик Шопен, а в другом – Чарльз Диккенс! Каково, а?

Вошла, как в музей: старинное шикарное зеркало – она точно в него смотрелась, тяжелые шторы на окнах, а окна выходят на сам канал, прямо над полосатыми маркизами, затеняющими кафе на первом этаже у воды. Я запомнила тогда картинку – красно-белые маркизы, идущие от нашего окна, желтые палки, торчащие из воды, стоянка синих гондол и бирюзовая вода. И запах свежего кофе снизу. Отпечаталось навсегда.

И потом несколько дней беззаботного гуляния по Венеции, милые магазинчики с письменными принадлежностями и дорогущим муранским стеклом, пиццерии на каждом шагу и мои первые попытки поговорить по-итальянски.

Потом, через десяток лет, февраль, маскарад в Венеции, снова совершенно незабываемо. Опять вокзал, открытый от удивления рот и полнейшее счастье. Тогда Венеция показалась совсем другой, вернее, еще более сказочной. Просто прибавилась театральность и зашкаливающая нереальность. Мы приехали специально на карнавал, все говорили, что это необходимо увидеть, необходимо, и все тут! Платья и маски были уже заказаны, надо было только выбрать цвет. Хотя зачем мне выбирать цвет, я его заранее уже выбрала – бирюзовый. Хотя от обилия платьев разбегались глаза и никак не возвращались обратно. Одежда была совершенно настоящая, хорошо сделанная и вручную вышитая, из добротных дорогих материалов – Италия же, родина портных.


Маскарадный ужин проходил в палаццо, куда мы приехали на украшенном цветами и еще чем-то тряпочным катере. Помню, там был до неузнаваемости переодетый художник Шемякин, который обожает Венецию именно в феврале, надевает черный камзол с кружевами, треуголку с пером и становится очень похожим на своих героев, только без длинного загнутого носика. Но самое интересное, конечно, не ужин.

Самое удивительное было бродить эти несколько дней по венецианским улочкам – жизнь не совсем реальная, вернее, совсем нереальная – пудреные парики и перья, носатые маски, таинственный шепот и звон пряжек на туфлях.

Все здороваются: «Как вам идет это платье, синьора!», «Как нам повезло с погодой!», «Синьора, вы прямо из того времени...» (если безнациональное обращение, то уместно и сеньора, но лучше про страну, где больше принято обращение синьор и синьора, что соответствует и транскрипции signor, писать как «си». – Ред.) Какое это было ощущение, прямо из детства, словно тебе, еще совсем маленькой, разрешили побыть среди взрослых и ты наслаждаешься каждой минутой, стараясь запомнить все до мельчайших деталей. Я и запомнила – серое море, тогда, в феврале оно серое, разноцветные платья с чуть намоченными длинными плащами у прохожих незнакомых дам, какие-то особые мужские взгляды сквозь прорези страшных масок и чья-то сорванная ветром треуголка, унесенная к морю и брошенная с высоты прямо в волны!

Маскарад надо обязательно раз в жизни увидеть.

И если уж ехать в Венецию, то в феврале, подгадать, поудивляться, переодеться, выбрать свою маску. Маски появились в XIV веке, когда в Европу пришла чума. Средневековые врачи считали, что чумой заражаются от ядовитых испарений, «миазмов», существующих обычно рядом с болотами, что заражение происходит через отравленный воздух, который, соответственно, надо очистить и освежить. Что только для этого не делали: жгли костры на улицах и окуривали больных дымом от лечебных трав и специй, звонили в колокола и палили из пушек, чтобы воздух «задвигался», выпускали в комнате птиц, которые махали крыльями и отгоняли болезнь. А иногда вообще советовали забивать «чумной» воздух чем-то еще более вонючим – трупным запахом дохлой кошки или собаки, испражнениями, или просто больного укладывали рядом с козлами, в прямом смысле этого слова.

Поскольку большинство обычных врачей сбегало из зараженных городов, властями было решено организовать и особо оплачивать специальных «чумных» врачей, которые обязаны были оставаться в городе до конца эпидемии. И чтобы хоть как-то защититься от чумных «миазмов», врачи стали надевать пугающую маску с длинным клювом, на конец которого как противоядие капали благовония. Делали это для того, чтобы якобы очистить чумной воздух через этот благовонный фильтр, своего рода средневековый противогаз. В этот длинный клюв закладывалось все самое пахучее – розмарин, ладан, лаванда, тертый лавр, роза, а поскольку маска из плотной ткани покрывала всю голову (со стеклами для глаз), то дышать в этом противогазе было практически невозможно. Хотя две маленькие дырочки для доступа воздуха все же были. Представляю, какой ужас вселяли в несчастного умирающего эти фигуры врачей в черных до пят плащах, с длинными клювами вместо лиц и палками, которыми они трогали больного. Появлялись вместо самой смерти, чтобы ткнуть несчастного палкой, пробурчать что-то в свой розмариновый клюв, покачать головой в маске и уйти, унося с собой последнюю надежду.

Так, видимо, умер в Венеции и великий художник Тициан, заразившись чумой от своего сына, но умер с кистью в руке, не успев закончить картину. Для самих чумных докторов такая масочная защита была совершенно бесполезной, но маски прижились именно с тех самых бубонных времен. Масочная «эпидемия» перешла тогда на выжившую аристократию, уж очень удобно было безобразить, прикрыв лицо, а нет лица – нет и наказания. Поэтому игорные дома и бордели были наводнены анонимными персонажами-птицами в шикарных масках с перьями и блестками, которые, покуражившись и набедокуря, снимали маску и возвращались домой благочестивыми отцами семейства. «Я? А что я? Где доказательства, что это я?» Понравилось такое не только в высоких кругах, но и простым горожанам, ведь плохой пример заразителен, так маски и вошли в народ. Естественно, пали нравы и мораль, начались, как это водится, злоупотребления, и пришлось вводить ограничения, нельзя же безобразничать постоянно! Поэтому закрывать лицо можно было только в определенные дни, которые обычно совпадали с праздниками.

Маски готовятся заранее, заказываются за месяцы и недели, превращаются в произведения искусства. Хотя делаются всего-навсего из папье-маше. Маски всякие. Есть носатые, с клювом, пугающие – не думаю, что их очень покупают, хотя это классика, есть под названием «Баута», когда нижняя часть маски выдвинута вперед, как нос у корабля, за счет чего ее можно не снимать во время еды. Сам Казанова ходил в бауте, попивая вино и томным шепотом мурлыча что-то незнакомке в полумаске. В полумаске, не целиковой. По легенде, одна красавица-актриса отказалась закрывать все лицо, чтобы не скрывать природную красоту, и специально для нее придумали маску, закрывающую только глаза – более привычный нам вариант. Она стала очень популярной. Видела, продавали даже маски животных, но никогда не встречала в Венеции кавалера в шикарном шелковом плаще, треуголке с перьями и маской бегемота! Хотя... В общем, праздник этот уникальный, замечательный и волнующий кровь. Очень рекомендую!

Автор: Жанна Спиридонова
 
 
 



Можете ли вы по достоинству оценить свою красоту?


Вы часто смотритесь в зеркало:


или , чтобы оставить комментарий.

Редакция FashionTime.ru не несет ответственности за частное мнение пользователей, оставленное в комментариях.